Марио Ламо Хименес "Последнее ожидание"

Я уже семнадцать часов как умер, а меня ещё так и не похоронили. Как скучно быть мёртвым! Если бы можно было хотя бы выкурить сигару, тогда бы время не тянулось бы так медленно. Вообще-то, можно было бы уйти в мир иной более элегантным способом, но даже тут у меня всё получилось наперекосяк. Я переходил Седьмую улицу и засмотрелся на смуглую красотку, которая шла, покачивая бёдрами. Конечно, я уже больше ни на что не обращал внимания, и тут меня сбивает посыльный на мотоцикле. Я шмякаюсь затылком об асфальт и остаюсь лежать, как замороженный цыплёнок на витрине, с остекленевшими глазами и слюной, стекающей с языка, а бумаги с материалами суда разлетаются по всей улице. Пробегавшая мимо собака стала лизать мою рану, но её вспугнула сирена скорой помощи, которая прибыла, конечно же, слишком поздно.

Когда меня, уже мёртвого, привезли в больницу, то там меня сначала не хотели принимать без карточки социального страхования. Пока я лежал на улице, окружённый зеваками, кто-то стащил бумажник и часы. На часы мне наплевать: они и время-то точно не показывали, а вот бумажник жалко, потому что он был из верблюжьей кожи, и это была память об Элисе. В похоронном бюро мне примерили шесть гробов, и ни один не подошёл по размеру. Наконец, чтобы сэкономить, моя жена решила взять гроб с имитацией под красное дерево, и так как я в нём не помещался, то с меня сняли туфли и подогнули ноги. А ещё меня собираются хоронить в рваных носках. Меня, который зарабатывал девяносто тысяч песо в месяц! Моя жена сначала расплакалась, но когда узнала, что по моей страховке ей причитается девятьсот тысяч, сказала: “Ну, тогда ещё ничего, тогда это как будто он умрёт ещё только через десять месяцев”. И вот я лежу в своём доме, в большой комнате, и жду, когда меня похоронят. У стены стоит дешёвый венок, который прислали сослуживцы, но только один Хиль пришёл попрощаться со мной. Я был ему должен двадцать тысяч песо, и теперь он утешает мою жену.

Мне никогда не нравилась эта комната: её стены покрыты выцветшими обоями, а мебель обветшала. Никогда не думал, что моя последняя ночь пройдёт в таком месте. Когда Хиль и моя жена оставили меня одного, из-под крышки гроба выглянула мышь, и я чуть не помер от страха. В эти минуты даже кофе без сахара, которым обычно меня потчевала Элиса, вспоминался мне с тоской. В комнате постепенно холодает. Я даже не могу сейчас позвонить Элисе, чтобы попрощаться. Мы познакомились три года назад, когда она работала в суде на преддипломной практике. Она училась на юридическом. Мы сразу же влюбились друг в друга. Консуэла так ничего и не узнала. Не стоило её расстраивать: она была очень ревнивой, пусть спокойно занимается своей кухней. Видели бы вы её сейчас! Лицемерка! Так прижимается к Хилю, а обо мне даже и не всплакнула!

Если бы не смерть, сегодня вечером, как обычно в воскресенье, я бы пил пиво и играл бы в техо (1), а теперь вместо этого должен весь уикенд лежать мёртвым в ожидании собственных похорон. Это надо же как не повезло – умереть в свой в выходной! Если бы я умер в понедельник или во вторник, мне хотя бы не надо было идти на работу, и сейчас я бы развлекался. А теперь я должен ждать до одиннадцати утра, когда меня положат на чёрный катафалк и провезут по всем закоулкам нашего квартала. Священник, должно быть, доволен. “Наконец-то умер этот атеист!”, - наверняка скажет он, затыкая себе нос от трупного запаха, когда меня внесут в церковь. Я вздрагиваю от мысли, что придётся слушать мессу. Я с детства терпеть не мог заупокойную мессу: церковь полная запаха ладана, священник, поющий своим хриплым голосом, и кучка морщинистых старух, по очереди отпевающих покойника, рыдая в три ручья. К тому же у меня всегда была аллергия на ладан, и я уже представляю, как чихаю прямо посреди церемонии. Подумать только, и за это ещё берут две тысячи песо! Я бы за эту тягомотину и песо не дал. Затем, по окончании мессы, когда раздастся звон колокольчиков продавца леденцов в дверях церкви, меня понесут к могиле. И ещё не известно, кто станет моим соседом на кладбище. Подозреваю, что покойников никто и не спрашивает. Не дай Бог, попадётся какая-нибудь болтушка - целую вечность придётся слушать её жалобы, даже толком не поспишь. Что будет, когда придут могильщики, раздастся последний звон по усопшему, сверху положат могильный камень и всё погрузится во тьму? Не хочу даже думать об этом. Не знаю почему, но сейчас я бы предпочёл, как обычно, подшивать бумаги в судебной конторе или играть в бильярд в Эль Авентино. Как долго тянется ночь, когда ты покойник! Ещё целых семнадцать часов до похорон.

1) Техо – традиционная игра в Колумбии, похожая на дартс.